Глава IV.  СУБСТАНЦИЯ И ПЛЮРАЛИСТИЧЕСКИЙ МОНИЗМ

 § 1. Сверхчувственная видовая субстанция

          Редукционизм эмпиризма вначале питал надежду на обнаружение субстанции в основании иерархии форм материи в виде «твёрдых», прочных и потому неделимых атомов. Концепция оказалась несостоятельной, так как выяснилось, что телесность (твёрдость) есть не признак материи, а свойство (качество) восприятия конкретных органов чувств, которые к тому же ещё и склонны нас обманывать. Полевая форма материи это тоже субъективное представление - производное данных органов чувств через посредство приборов, или того хуже, выведенное и вычисленное при помощи абстракций математической логики. Конечно, квантовая теория поля далеко не благополучна и тем не менее нужно согласиться, что основной характеристикой всех полей является сила. Вроде бы и созвучно с идеей субстанции, но ведь это не объясняет причины существования самой иерархии материи, не объясняет, какие конкретные силы объединяют и удерживают галактики в метагалактике, звёзды в галактике, организмы в популяции, клетки в организме, индивидов в социуме и т.д. и т.п. Редукционные и трансдукционные концепции на этот счёт существуют, но не очень то соотносятся даже с эмпирической реальностью и плюрализмом форм материи. А между тем ещё Аристотель, не смотря на свою склонность к эмпиризму, установил, что силы эти должны быть качественно различны [17; 18. - С. 5 - 15 ] (квалитативизм форм, метафизических качеств - качественное различие видовых форм в их иерархии [17. - С. 406]).

Но сила, выявленная в практике, есть сила эмпирическая, т.е. опосредованная, а потому есть случайное, невсеобщее, несущественное и т.п. проявление силы субстанциальной, благодаря которой и существует «вечное» повторение движения, которое, казалось бы, по всем физическим законам должно затухать, как например в энтропии. Субстанция – это сверхчувственная сила, но находящаяся в самодвижении. И так как сила – образование сплошное, недискретное, то и её полярные части не могут быть разделены пространственно, а одна полностью «пронизывает» другую и при их «поляризации» и при их «деполяризации» в вечном диалектическом самодвижении [34. - С. 73 – 79 и др.].

Эмпирически, в опыте фиксируемая сила выявляется через определённого вида напряжение, энергию, которые реализуются в действии. Это движение - физическое, биологическое, социальное, интеллектуальное и т.п. Но существует того же вида субстанциальное движение, которое не фиксируемо ни в каком опыте, ибо, как самодвижение оно есть «взаимопоглощение» противоположностей, «направленное внутрь себя». Особенность субстанциальной силы состоит ещё и в том, что она качественно видоспецифична и в ней при определённом её состоянии (стадии круговорота полярностей) могут возникнуть новые, «в себе качественно новые» субстанциальные силы, которые на неё никак не влияют и вообще не существуют для неё, или существуют, как несущественные изменения её самой, несущественные изменения её собственного качества (сравните, сильно ли влияет появление иерархической организации живого организма на качество заключённой в него атомарной формы движения, т.е. на «круговорот атомов во Вселенной»?). Сверхчувственная сила – единственная объективная реальность т.е. материя, или субстанция. Естественно, что сила это не абстрактная, а видовая и в природе мы имеем плюрализм субстанций. Но прав был и Платон в своём абсолютном монизме - субстанция, как бытие, не может лежать в основе чего-то, она есть всё и нет ничего помимо неё. Поэтому никакая последовательная логика не может отразить иерархию форм, даже субстанциальных, тем более логика диалектического субстанциализма. Мы можем говорить в этом случае только о большем или меньшем правдоподобии.

Сверхчувственная материя – это материя не данная в опыте, не воспринимаемая органами чувств и приборами. Это умопостигаемая материя, противопоставляемая чувственному эмпирическому миру по своему способу существования (вневременная, внепространственная, неизменная, неделимая и т.п.), но тем не менее являющаяся источником его существования. В истории философии роль субстанции отводилась то материальным, то идеальным силам, но идея сверхчувственной реальности всегда интуитивно двигала философскую мысль вперёд.

Парменид своё материальное бытиё по свойствам приравнивал мышлению: «мыслить и быть одно и то же» [B 6, 8 9]. Представление о материи в учении Платона и Аристотеля имеет сходство. Платоновская «чистая» материя полностью бесформенна [Тимей 50a – 51b], то есть лишена всяких свойств (сверхчувственна), она умопостигаема, как и у Аристотеля. Над этой первичной сверхчувственной и бесформенной материей надстраиваются все основные типы чувственно воспринимаемой материи. Однако у Платона есть представление о материи, которая находится в недрах самого ума, где имеется свой собственный умственный материал, так или иначе умственно построенный. Именно о нём, как отмечает А.Ф. Лосев [66. - С. 767], говорят страницы из «Парменида» [Парменид, 155e – 157b]. Следует заметить, что Аристотель создал учение и о сверхчувственной субстанции, и о сверхчувственной материи [67. – С. 61 - 75].

 Стоические же тексты, по А.Ф. Лосеву, являются сплошным аристотелизмом. В пантеистической онтологии стоиков Логос и бескачественный (а соответственно, и сверхчувственный) телесный субстрат мыслятся нераздельными, составляя единую мировую субстанцию. Первичная материя у них бесконечна, вневременна (вечна) и бескачественна (бескачественное это своего рода нечувственное, или сверхчувственное, ибо органы чувств всегда ориентированы на какие-то свойства, качества; нет свойств у объекта  и не существует он для чувственной практики).

Неоплатоники противопоставляли чувственно воспринимаемой материи материю сверхчувственную, имеющуюся в самом Уме. Это так называемая интеллигибельная («умная») материя, тождественная с самими идеями. Ум был и носителем силы (Дамасский). Но материя же, например, у Плотина, неопределённый бескачественный субстрат, «восприемница» вечных идей – форм (эйдосов). Затем вплоть до Лейбница сверхчувственное полагали идеальным и связанным только с божественной силой.

Дальнейшая история развития представлений о сверхчувственной материи (субстанции) связана с пониманием её как особой силы. Сверхчувственная сила в отличие от чувственно воспринимаемой есть особая, абсолютно самостоятельная, самодостаточная, в себе самодвижущая сущность. У Лейбница представления о субстанциальных силах прошли определённую эволюцию – от свойства субстанции до её сущности [95; 96]. Субстанция у него есть определённая сила: всякий дух есть сила, а всякая сила есть субстанция; сколько сил, столько существует и субстанций (многокачественность). Природа субстанциальных форм состоит в силе [60. - С. 273.]. У Канта материя оказывается полностью сводимой к проявлениям силы. Она ещё зависима от пространства и времени, то есть первичных форм чувственности, но специфику действия самостоятельных «живых сил» Кант видит в том, что «… тело приобретает свою силу не от внешней причины, которая привела его в движение. После внешнего побуждения эта сила возникает из природной силы самого тела» [51. - С. 80]. Не случайно он говорит о «сверхчувственной невидимой материи». Фр. Шеллинг в ранних работах развивает кантовское учение о силах отталкивания и притяжения как двух принципах реальности, или формах материи. Позже у Шеллинга появляется синтетическая сила – сила тяжести, как конструирующий материю момент (естественно, не свободный от кантовского эмпиризма). Сила тяжести, или материя, - это проявление спящего духа; эмпирическая материя – есть дух, рассматриваемый в равновесии своей деятельности, она есть угасший дух.

О связи сверхчувственной материи (субстанции) с силой Гегель говорит, что полярные «самостоятельно установленные [материи] переходят непосредственно в свое единство, а их единство непосредственно переходит в развертывание, и это последнее в свою очередь — назад, в сведение. Но это движение и есть то, что называется силой». Это «сила в собственном смысле» [34. – С. 73 - 74]. Силы не было бы, если бы она не существовала таким противоположным образом. Силы две – одна возбуждающая, другая возбуждаемая, затем наоборот. Игра обеих сил состоит, таким образом, в том, что они определены противоположным образом и существуют в этом определении друг для друга [34. - С. 76]. Каждая из полярностей субстанции есть вся субстанция, которая содержит в себе противоположное. Взаимный переход противоположностей порождает силу и вечное самодвижение. «Из этого видно, что понятие силы благодаря удвоению в две силы становится действительным, и видно, как оно становится таковым». В логике они превращаются ... в средний термин и в точку их соприкосновения; то, что они суть, они суть только в этом среднем термине и в этом соприкосновении» [34. - С. 77 ].

Если верить некоторым высказываниям Гегеля, то его логика есть абсолютный идеализм, однако сама логика спорит с такими иллюзиями и утверждает скорее обратное, давая возможность понимать её как абсолютный материализм. Ведь описание идеальных сил с таким же успехом можно рассматривать как описание сил сверхчувственной материи тем более, что идеальное понятие, взятое им в качестве Абсолюта, к действительному понятию, порождённому сознанием, имеет весьма отдалённое отношение. Вопреки утверждению об абсолютном идеализме, Гегель де-факто моментом логики определяет материю - диалектика формы и материи [27. - С. 78 - 83]. Однако любой момент логики выступает и в качестве субъекта её («предикат есть субъект»). Что стоят после этого чисто рассудочные замечания по поводу того, что материя в этом случае абстрактна (это скорее следует понимать как «сверхчувственна»), тем более, что любое абстрактное в логике всегда есть в себе конкретное. Можно предположить, что автор логики, как увлечённый идеей человек, пошёл на поводу у этой идеи, ввёл в логику ошибочный для своих убеждений момент. Однако у него было достаточно времени, чтобы осознать опрометчивый шаг, оценить его следствия и исключить из диалектической логики всякое упоминание о материи. Увы, сделать это, не нарушив целостности, органичности логики, Великий диалектик не смог бы. Он был настолько гениален, что оказался бессильным перед своим детищем.

Цивилизации или галактики по эмпирическим данным умирают длительно и эмпирики не могут заметить, что их субстанции остаются вечно молодыми. Допустим, что полярность биосферы является трофической (обеспечивается продуцентами, консументами и редуцентами), тогда для этой конкретной субстанции безразлично, какими видами живых существ она будет населена – современными, включающими людей, или только «делящимися» и поглощающими друг друга коацерватными каплями (протобионтами), в обоих случаях это будет субстанция биосферы. И какой бы унылый вид ни приняла биосфера, скажем, после ядерной войны, но если сохранятся бактерии (всегда продуцирующие и редуцирующие), она будет всё той же самодвижущейся и вечно юной субстанцией, для которой любые эмпирически значимые изменения несущественны.

 § 2. Плюралистический монизм, или монизм видовых субстанций 

Исторически логика движения диалектического субстанциализма шла к разрешению проблемы плюралистического монизма, но так много субъективных факторов наложилось на это движение, что оно застопорилось. А между тем разрешение этого вопроса дал (или почти дал) Лейбниц. Он предложил решение проблемы, которую пыталась разрешить вся традиция субстанциализма с самого её возникновения. Это вопрос о совмещении монизма субстанции с плюрализмом субстанций.

Лейбницевский переход от множества субстанций-монад к монизму одной не грешит субъективностью, ибо он обнаруживает механизм  взаимного влияния монад, механизм, который исключает взаимодействие, то есть объединение в целостность, - монады независимы и изолированы друг от друга. И насколько каждая из них абсолютна, настолько же абсолютна и их  изолированность друг от друга. «Безоконные», внутренне самозамкнутые субстанции-монады, несмотря на всё их самодвижение и внутреннюю сверхактивность, в силу их индивидуальности (качественного многообразия) не взаимодействуют и потому не существуют друг для друга [60. - С. 413 - 414]. «Естественные изменения монады исходят из внутреннего начала, так как внешняя причина не может иметь влияния внутри монады». А предустановленная гармония выражается в том, что в каждой монаде в отражённом виде содержится с самого начала вся Вселенная [60. - С. 132 - 133]. Каждая субстанция-монада, будучи «живым зеркалом универсума», воспроизводит воздействие других как изменения своего собственного функционального компонента; никаким иным образом не является мир «безоконной» монаде, кроме как в качестве её собственного, единственного её мира. Внешняя реальность всегда представлена в ней как внутренняя, как имманентные её природе изменения [70.- С. 137]. Ничто внешнее для монады не существует и говорить о влиянии одной субстанции на другую можно только метафорически. Отсутствие взаимодействия между монадами ведёт к логическому выводу, что каждая монада сама есть универсум, абсолют, есть единственная реальность, или субстанция.

Невзаимодействующие субстанции тем не менее имеют отношение друг к другу. «Субстанции взаимно мешают одна другой или ограничивают друг друга, в этом смысле они действуют одна на другую и принуждены, так сказать, приспособляться друг к другу. Ибо может случиться, что какое-либо изменение, увеличивающее выражение одной субстанции, уменьшают выражение другой» [60. - С. 140]. Субстанция, таким образом, воспринимает влияние других субстанций путём особого восприятия, не отражает (так как не имеет ничего общего, способствующего взаимодействию с другими), а воспроизводит в своей собственной качественной специфике. Она отражает своё внутреннее состояние «под индивидуальным углом зрения».

Почему, несмотря на абсолютность каждой монады, существует взаимное влияние субстанций-монад друг на друга? Очевидно, что Лейбниц пытается радикально (по качественным особенностям) разделить два феномена: взаимодействие и влияние. Образно можно представить так: взаимодействуют элементы системы (части целого), а влияние к системе не относится, ибо всегда является внешним и хоть и влияет на состояние системы, но не меняет её качества, законов взаимодействия её элементов. И если влияние «грубое», несовместимое с реализацией законов системы, то она исчезает. Солнечная система, состоящая из атомов, на определённом этапе своего цикла разогрелась, атомы приобрели повышенную активность и иерархия всего живого рассыпалась, но взаимодействия атомов с живыми объектами не было, а было только влияние одной системы на другую, Субстанциализм вносит свои коррективы в эмпирическую трактовку: внешнего по отношению к субстанции не существует, ибо оно всегда внутреннее и так как не влияет на законы субстанции, то ещё и несущественное.

Субстанция всегда находится в «неизменном изменении», в вечном переходе (круговороте) её противоположностей друг в друга. Циклически изменяется субстанция и вовлечённый в этот цикл её несущественный компонент, который возникает и исчезает на определённом этапе этого круговорота. Любая другая субстанция к этим изменениям индифферентна (не меняются ни её законы, ни свойства), а вот её несущественное состояние с его случайными, временными, частными и т.п. закономерностями весьма чувствительно к этим изменениям. Законы есть законы – они неизменны, а вот несущественное, случайное и подвержено изменениям. Фактически весь описанный Лейбницем механизм влияния монад друг на друга относится только к их несущественным компонентам. Для них-то эти изменения и есть не внешние, а внутренние (для образного сравнения сопоставьте влияние на тело организма его «составляющих»: атомов, молекул, клеток и т.д.).  Отсюда, сознание, как несущественный компонент субстанциальной души, воспринимает изменения социума, популяции, биосферы и т.п. не каким-то особым надприродным (высшим, идеальным), данным только ему свойством, а самым типичным, банальным, свойственным для всех субстанций. Сознание такой же несущественный побочный   продукт субстанции души, как и вещественно-телесный компонент истинной субстанции планеты (её круговорота в циклах, периодических взрывах Солнца).

«Сложная субстанция есть не что иное, как собрание или агрегат простых» [60. - С. 413] (у поборника идеи монады, субстанциализма язык не поворачивался назвать их совокупность целостностью). Атомарный плюрализм субстанций-монад, хоть он и универсализируется Лейбницем, в действительности представляет лишь часть общего отношения. Другой распространённый способ отношения субстанций-монад мы обнаруживаем при анализе иерархии форм материи (конкретных видов субстанции), которые по причине их целостности устроены как монады. Тогда каждая такая видовая субстанция, или форма материи, как монада, как субстанция будет рассматриваться в самодвижении, то есть в её внутренней активности. В такой синархии каждая форма материи воспринимает воздействие других как свой собственный функциональный компонент, а внешняя реальность (то есть другие формы материи) всегда представлена в ней как внутренняя, как её собственное качественно-определённое состояние - единственный для неё мир (то есть «весь мир» может быть представлен и отражён или в процессах мышления, или в биологических процессах, или в физических и т.д.). Напомним, что в диалектической  логике целое (монада) рассматривается как момент тотальности, то есть как абсолютный объект, что, в свою очередь, исключает ситуацию, в которой оно могло бы являться частью чего-то.

Лейбниц дал обоснование онтологической ситуации в отношении субстанций, где каждая в себе есть универсум, «мир в целом» (образно представить такие свойства субстанций невозможно, ибо образ опирается на чувственное познание, а не на объективное). Из этого, кстати, следует, что если любая субстанция является относительно себя самой единственной и абсолютной, то для человека, суть которого заключена в его душе (видовой субстанции), его единственным миром, миром в целом душа и является. Интуитивное понимание этого в истории философии и вызывает постоянный крен в сторону антропологии.

Лейбницевское отношение монад лейбницианцы называют «плюралистическим монизмом» (само словосочетание введено в обиход лейбницианцем А.А. Козловым). Название верное, если следовать обоим взаимоисключающим его положениям, однако у лейбницианцев это получается гораздо хуже (а вернее, вовсе не получается), чем у самого Лейбница, ибо они пытаются решить проблему механически - трактуя эти два положения либо в пользу монизма, либо в пользу плюрализма [42]. Так, А.А. Козлов, примыкая к Лотце, фактически лишает субстанцию свойств абсолюта, развивая идею о взаимодействии субстанций.  Он совершенно превратно трактует мысль Лейбница о том, что «всё существующее в его целом есть вполне замкнутое мировое целое». Истинно существует у Лейбница только монада.

Адекватный же принцип плюралистического монизма позволяет разрешить логическое противоречие между несовместимостью монизма и плюрализма с одной стороны, а с другой - преодолеть невозможность приложения к плюралистическому миру монистической диалектической логики тождества противоположностей. В итоге, убеждаемся в том, что иерархия форм материи и даже синархия их - результат чувственного восприятия, результат осознанного перцептивного синтеза (апперцепции). Платон, говоря о подобии эмпирического мира миру идей (субстанции) употребил очень ёмкое слово «правдоподобное». В нём заключён глубокий смысл. Так, иерархия форм материи (в эмпиризме, метафизике, натурфилософии и т.п.) по идее должна строиться, ориентируясь на данные онтологии (плюралистический монизм, или радикальный антиредукционизм), тогда получится не абсурд, не хаос, который продемонстрировал ХХ век в концепциях уровней материи [92. - С. 133 - 140], а правдоподобие. И чем строже следовать выводам плюралистического монизма, тем больше правдоподобие приближается к истине. Хотя, конечно, это только приближение, ибо эмпиризм - всегда есть плюрализм, а объективность как таковая присутствует только в монизме диалектического субстанциализма.

Силы, качества различных форм (субстанций), существуя в одном и том же месте, не являются препятствием друг для друга, потому что их качества не имеют ничего общего и не взаимодействуют. Рассмотрим эмпирический пример. Сила гравитационная и сила магнитная не требуют различных пространств, а сосуществуют в одном пространстве, проникая одна сквозь другую, сосуществуют не «замечая» друг друга. Гегель говорил даже о пористости материй. Иерархия вещественно-телесных качеств (уровни материи) тоже сосуществует в одном и том же пространстве, но только редукционная методология эмпиризма в своём алогизме этого не замечает. Возьмём более конкретно: орган организма и составляющие его клетки и молекулы. И первое, и второе, и третье существуют не как свойства организма, а реально и сосуществуют в одном и том же эмпирическом пространстве, и не мешают друг другу. Причина? – они качественно различны. Материя органа + материя клеток + материя молекул и с точки зрения вещественно-телесного материализма получается алогичность, но ещё бóльшая алогичность заключена в сопоставлении этих форм как преходящих свойств некоторого непреходящего основания. Закрывая глаза на противоречия логики, эмпиризм называет это плюрализмом. Плюрализм тут и есть, но только абстрактный, эмпирический, или правдоподобный.

В диалектической логике целое (монада) рассматривается как момент тотальности, то есть как абсолютный объект, что, в свою очередь, исключает ситуацию, в которой оно могло бы являться частью. В плюрализме форм материи каждая из них как монада оказывается единственной по отношению сама к себе, ибо другие вне её и для неё не существуют. Подобное отношение субстанций неправомерно сводить к точке зрения наблюдателя (или системы наблюдения), к чему склонны некоторые критики представленного Лейбницем механизма (объяснения) [71. - С. 98]. Каждая монада, не взаимодействуя с другими, как с несуществующими, тем не менее оказывается живым зеркалом всех других, отражающая космос под индивидуальным углом зрения. В этом, как считает М.Г. Макаров, нашло своеобразное преломление развитие астрономии – признание значения точки зрения наблюдателя, системы наблюдения. Относительность выступает в рассматриваемом учении как объективная сторона самой действительности [71. - С. 98]. Однако это явно субъективная трактовка эмпирика. Принцип относительности (ОТО и СТО) с самого своего возникновения и по сей день подвергается критике именно из-за введения субъективных составляющих (позиции наблюдателя) в теорию объективного явления и это не говоря уже о физических и математических (то есть эмпирических) ошибках и просчётах самой теории. Субъективизм и примитивизм в концепциях – это веянье нашего времени, мода, вера, если хотите. Так, взаимное влияние субстанций тот же М.Г. Макаров называет информационной связью. Но что собой являет информация в онтологическом плане? Да ничего! Ясно, что она не может быть источником сил, движения и даже причины.

Основные эмпирические обвинения с платоновской концепции сняты, она не прошлое философии, а будущее, но это для истории. Неклассическая философия стала академической, а данное явление касается уже не науки, а особенностей функционирования либерально-буржуазных институтов государства. То что либеральная буржуазия с её специфической демократией влезла сегодня в глубокий кризис это естественно и понятно, но науку искренне жаль.